Как он мог..? Как могла она..?
Остановись, Мия. Сейчас же.
Ты знаешь, как заставить боль уйти.
Я заползаю на кровать и вскрываю первую пакет. Бросая в рот еду, быстро жую и проглатываю. Безвкусная. Чувствую только облегчение, которое всегда с этим приходит.
Перетаскиваю пакет с кровати, опустошая содержимое, на пол. Раскрываю еще один пакет, на этот раз с печеньем. Забрасываю его в рот, жую и пытаюсь съесть так много и так быстро, как могу.
Но еда застревает, словно мое тело уже готово протестовать.
Я трудно сглатываю, и еда проскальзывает внутрь меня. Затем беру бутылку купленной мною газировки и пью, чтобы она смочила мое пересохшее горло.
***
Лежа на грязном полу комнаты, смотрю на треснувшийся потолок. Почти вся еда съедена, тело пропиталось сладким, а желудок болит так, как никогда прежде.
Я съела больше, чем когда-либо.
Но эти чувства успокаивают, потому что лучше чувствовать болезненную агонию из-за еды в животе, чем чувствовать ту агонию в сердце, которая грозит разбить сердце на осколки.
Моя мама оставила меня, чтобы меня растил он.
И Джордан.
Мужчина, в которого я влюблена.
Я, и правда, ничего не стою.
Поднимаюсь на ноги. Сейчас меня вырвет. Сдерживаю рвотные позывы.
Но мне это нужно.
Прокладываю путь в ванную, где сажусь на колени около унитаза. Пальцы сцеплены вместе, нажимаю ими на глотку, и освобождаю себя от боли, пытающейся меня уничтожить.
***
Она еще здесь. Не сработало.
Нет.
Они и это у меня забрали.
Возможность перестать чувствовать. Остановить пожирающую меня боль. А сейчас она здесь, и складывается такое ощущение, что мои ребра скоро сломаются от пронзающей меня боли.
Нет. Нет. Нет. Нет!
Я ненавижу его.
Ее.
Рада, что она умерла.
Вылезаю из ванной и с трудом встаю на ноги. Они онемели, голова кружится.
Залезаю на кровать, пробираясь через свалку пустых пакетов, контейнеров и оберток, что заполнили собой всю кровать и пол. Нахожу еду. Пачку попкорна и банку с арахисовым маслом.
Нет! Мне нужно больше.
Я осматриваю кровать в поисках еды, но ничего не нахожу.
Я раскрываю пакет с попкорном, забрасываю его в рот, одновременно наполняя руки едой. Ощущаю рвотные позывы, когда проглатываю, но мне все равно. Затем переключаюсь на арахисовое масло. Когда все съедено, становлюсь на колени, опираюсь руками об пол и рыщу среди мусора.
Нахожу плитку шоколада, которая закатилась под кровать. Открываю ее и начинаю крошить ее рукой, забрасывая кусочки в рот.
Несмотря на то что вся еда съедена, я до сих пор не наелась. Однако это сделать необходимо. Спотыкаясь, иду в ванну, становлюсь возле раковины и заставляю еду выйти наружу.
Включаю воду, пытаюсь смыть с себя рвоту, но труба перекрыта. Все руки и ладони измазаны шоколадом. Рвота на раковине. Поднимаю голову и вижу это в зеркале.
Отвратительно.
Еда размазана по моему рту, лицу… волосам. И на мне рвотные массы.
Я отвратительна.
Я ненавижу их — Джордана... Анну...
Я ненавижу себя.
Гнев, который я до сих пор не позволяла себе почувствовать, разрывает меня. Я ударяю кулаком по зеркалу. Оно мгновенно покрывается трещинами, маленькими осколками падая в раковину. Кровь капает с моей руки на белый кафель. Но моя рука не чувствует боли. Боль только в сердце.
Лежу на полу с закрытыми глазами.
Ненавижу себя.
Отвращение к себе.
Потеря.
Беспомощность.
Врата открыты, и все смывается в раковину так же резко, как при цунами.
Я сжимаю раковину, открываю глаза, но ничего не вижу из-за горячих, обжигающих слез. Мне нужно выбираться отсюда. Нужно что-то другое…. Неважно, что именно. Двигаюсь слишком быстро, из-за этого перед глазами танцуют тени, ослепляя меня, охотясь за мной. Я спотыкаюсь об ванну, ища выход.
Я переборщила. Скоро вырублюсь. Черт. Я вытягиваю руки вперед, чтобы опереться обо что-нибудь, но ничего не нахожу. Слишком поздно… я быстро падаю.
И та боль, которую я ощущаю, многократно усиливается.
Джордан
— Я больше не могу ждать, — говорю я и беру ключи со стола.
Я ждал весь день, но от Мии не было никаких вестей. Сейчас уже темнеет, и я очень встревожен.
Я пытался позвонить ей пару часов назад. Нашел ее номер в регистрационном листе. Все ли так плохо, ведь я даже не знал ее номера? С другой стороны, раньше у меня не было необходимости ей звонить. Я ни разу не видел ее с телефоном в руке. Попытка не пытка.
На другом конце линия мертва. Телефон был выключен, и я даже не смог оставить голосовое сообщение, потому что ее почтовый ящик был переполнен.
Я раздражен, чувствуя себя беспомощным, поэтому собираюсь предпринять одну вещь, которою я в состоянии сделать, — пойти искать ее.
— Я иду с тобой, — отец поднимается на ноги.
— Нет, оставайся, вдруг она вернется. Если так и будет, сразу же звони.
— Где собираешься искать? — спрашивает он, когда я открываю входную дверь.
Я останавливаюсь. Не имею ни малейшего гребаного понятия. Я просто собираюсь исколесить Дуранго вдоль и поперек, пока меня не осенит какая-нибудь идея. Я поворачиваюсь к отцу и спрашиваю:
— А где бы ты искал?
Он приглаживает рукой свои короткие, седеющие волосы.
— Если бы я был Мией и находился бы в городе, который я не знаю и который не является моим домом, то после того, как обнаружил всю правду… я бы пошел в бар, напился… но не думаю, что она такая, — добавляет он, и я отрицательно качаю головой.