Его глаза встречаются с моими.
— Эй, — нежно говорит он. Поднимается на ноги и подходит ко мне.
Я делаю шаг назад. Сильно желаю, чтобы он дотронулся до меня, но одновременно боюсь последствий его прикосновения.
— Спасибо тебе… за прошлую ночь.
Спасибо тебе? Я не могла придумать ничего лучше?
— Я пойду в свою комнату…
— Подожди, — слышу его голос позади себя, — не уходи. Поговори со мной.
Я вздыхаю и оборачиваюсь.
— О чем ты хочешь со мной поговорить?
— Об этом… о тебе, обо мне, — показывает рукой на нас. — Поступая так, ты меня просто обижаешь. Я думал об этом ночью, — он проводит рукой по спутавшимся после сна волосам. — Слушай, я думаю, что знаю, почему ты так себя ведешь. Почему не позволила включить свет… Эти шрамы…
Я заметно съеживаюсь от страха.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — я чувствую, как мои глаза предательски наполняются слезами.
— Так расскажи мне, — он подходит с протянутыми ко мне руками.
— Не могу.
— Нет, можешь. Ты рассказала мне о других вещах, о том, что сделал тот ублюдок. Можешь рассказать и об этом. Я не осуждал тебя и не буду этого делать и дальше. Малыш, я тут…
Качаю головой. С ресницы падает слеза.
— Это сделал со мной не Форбс.
Его лицо каменеет. Я вижу, как пальцы сжимаются в кулак.
— Кто? — медленно говорит он.
Меня парализует страх. Я чувствую себя обнаженной и очень хочу, чтобы на мне была хоть какая-нибудь одежда.
— Кто, Мия?
В его голосе я слышу гнев. Я знаю: он злится не на меня, а на того, кто причинил мне боль.
Еще одна слеза падает на щеку. Я вытираю ее ладошкой и набираю в грудь больше воздуха.
— Оливер. Мой отец.
— Это сделал твой отец? — недоверие в его голосе причиняет мне боль. Заставляет почувствовать себя ничтожеством.
— Ага, ну не все же такие везунчики, как ты. Не у всех есть такой отец, как у тебя, Джордан, — я не хочу, чтобы слова звучали так горько, но я не могу остановиться. — Мой отец не был мужчиной, который любил своего ребенка так, как твой. Мой был жестким, больным уродом, который бил меня, чем ему только вздумается. И обычно это был ремень, который оставил на мне эти шрамы.
Я сбрасываю с себя полотенце. Поворачиваюсь к нему спиной. Я чувствую постепенно возрастающую боль и выпадаю из реальности. Я не знаю, что делаю и где находится мой разум. Я просто… делаю это.
— Если все было плохо, а для этого много было не надо… достаточно было просто пролить молоко… Если я совершала особо тяжкие преступления, например, опаздывала в школу на минуту, то тогда он использовал металлический конец своего ремня. Ну, знаешь, чтобы причинить больше боли. Он считал, что так воспитывает меня.
Горячие слезы стекают вниз по моим щекам. Я не вытираю их, позволяя им обжечь мою кожу, чтобы я хоть что-то почувствовала. Мне нужно что-то почувствовать. Что угодно.
— Он использовал ножи и пистолеты. Все это для того, чтобы я знала свое место. Я потеряла счет бесчисленным сломанным ребрам и костям. Сломанные пальцы, которые я сама же ставила на место. Сломанные кости коленей из-за того, что он стоял на них своими ботинками, — я выдыхаю глубокими, болезненными толчками, — вот какой была моя жизнь. Сейчас ты знаешь все, и я ухожу.
Я поднимаю полотенце и прикрываюсь им, чувствуя болезненную ненависть к себе. Все, чего я хочу, — выбраться отсюда, но Джордан действует быстрее.
Его руки обхватывают меня сзади. Я не борюсь, потому что часть меня не хочет уходить. Мне нужна его забота больше, чем что-либо еще.
Я больше не хочу быть одинокой.
Я чувствую дрожь его тела. Он прикладывает свою щеку к моей. Мои глаза закрываются от боли, которая сжигает меня изнутри.
— Нет, Мия, — шепчет он, — нет.
Ощущение от прикосновения его рук… та безопасность, которую они мне дают, и понимание, что они никогда не причинят мне боли…
От этого я ломаюсь.
Как ломается стекло, так и я. Мои ноги подгибаются, но Джордан здесь, подхватывает меня. Подняв на руки, он опускает меня на кровать.
Я сворачиваюсь клубочком рядом с ним, лицом утыкаясь в его грудь, и выплакиваюсь за все годы глубоко похороненной внутри меня боли.
— Я тут… держу тебя…всегда. Никогда не позволю никому больше причинить тебе боль, Мия. Клянусь.
***
— Не уходи, — открывает он глаза.
— И не собиралась, — шепчу я охрипшим голосом.
Его пальцы выводят круги на моей спине.
— Как ты себя чувствуешь?
Протерев глаза, я опускаю голову на его грудь.
— Лучше.
Он понимающе кивает.
— Спасибо… что остался здесь и выслушал.
— Я всегда здесь, если нужен тебе, — он пальцем дотрагивается до моего лица, — раз ты чувствуешь себя лучше, может, тебе нужно еще немного поговорить?
Я качаю головой.
— Сейчас я чувствую себя нормально. И хочу так себя чувствовать и дальше, — моя голова лежит на его груди, и я слушаю, как бьется его сердце.
Мой взгляд падает на тату, которое покрывает правую часть его груди, поднимается до плеч и дальше идет вниз по руке, заканчиваясь на запястье. Тату этническая, с цитатами.
Я веду пальцем вниз по его руке, читая цитаты, которые видела прежде, но не уделяла им должного внимания.
«Не все те, кто думают, что они потеряны, потеряны».
Это на его бицепсе.
— У меня три татуировки, сделанные в разное время, — объясняет он. — Эту я сделал во время путешествия. В Индонезии.
Мои пальцы двигаются дальше по его руке…